Православный форум Доброе слово

На прошлой неделе не стало замечательного русского поэта Владимира Осипова. Помолитесь о нем!

Завещание

Когда я стану степью и рекою,
когда я стану снегом и жнивьем,
когда я наконец-то успокоюсь,
сокрывшись за незримый окоем,
когда достигнет крайнего предела
моя испепеленная душа,
оставив мгле никчемнейшее тело, -
придите на могилу не спеша.

Придите после праздничной обедни
осеннею прозрачною порой,
вздохните: "Был не первым, не последним...
О, Господи Всевышний, упокой!.."
А степь вокруг - седая, зоревая,
волнуются безсмертник и ковыль,
и солнце на закате догорает -
печальной жизни радостная быль.

Вернувшись, посидите у порога,
вдохните запах вспаханной земли...
Обыденная тянется дорога
от кладбища до дома...
Корабли
небесные теряются за тучей,
и слышен чей-то крик издалека,
нисходит ночь покоем неминучим,
одаривает свежестью река.


+++

И если осень на исходе
на полдороге к Кинелю,
и сердце в сотый раз подводит,
и голову ведет к рулю,
но сердобольные селяне
доставят в клинику опять;
В приемном трудно на диване
молитвы вечные читать.
Как солнце первозданно светит
и как топырщется стерня!
Придет реаниматор Петя
и объяснит, что все фигня,
что если жизнь не получилась,
то получилась все равно,
что есть Божественная милость,
когда в земле умрет зерно...
Потом закурит папиросу, -
мол, жизни век не научить;
к чему вселенские вопросы,
коль надо водку меньше пить.
И сто иголок - болью в спину,
и все нутро дерет наждак;
Но входит вдруг сестра Марина,
целует в щеку - просто так.


+++

Воздай мне, Господи, сейчас -
мне завтра будет не по силам,
ведь не копил я про запас
и чтил отечески могилы.

Воздай мне, Господи, воздай,
воздай мне, Господи, сегодня;
я - как тот Ванька Голодай,
дурак, что чтил лишь страх Господень.

Воздай мне давнюю пургу
во тьме кромешной за Тоболом,
воздай - я больше не могу,
ведь я смертельно болен словом.

А после - навсегда покой,
и чайки над закатом реют...
неужто я один такой,
один - во всей Гиперборее?


+++

В тиши бревенчатой церквушки,
где запах леса и жнивья,
услышу дальний зов кукушки
и праздну песню соловья.

Все, что под спудом было скрыто,
покрыто ряской-пеленой,
в простых словах Архимандрита
предстанет истиной иной.

Предстанет первозданным полем,
где желто-голубой ковыль,
где скачут табуны на воле,
не поднимая в небо пыль.

Где озеро без окоема,
где невод празднично тяжел,
где все привычно-незнакомо,
где Кто-то по воде прошел.

Куда - библейская дорога?
И где - евангельский покой?
Здесь гаснут страсти и тревога;
до неба - чуть подать рукой.

Из чащи дикой выплутаешь,
полно лукошко быль-чудес,
и здесь полнее ощущаешь,
Что Он воистину воскрес.

_________________
Чувствую настоятельную потребность вступить в Добровольный оркестр хемулей...

Когда листва уже опала,
слышнее шорохи в лесах.
Не хочется начать сначала.
Полуулыбка на устах.

Прощай, мой ангел, и не сетуй,
живи в своих святых мирах.
Меня же понесет по свету
полуулыбка на устах.

В последний раз по нашим тропам,
в последний – по душе твоей.
Слышнее голых веток шепот
последней нотою, слышней.

* * *

Со дна глубокого колодца
любимые глаза глядят.
Пока ведро к воде несется,
пронзителен недолгий взгляд.
И мучит жажда постиженья
глубинных помыслов души.
Прощание
или прощенье
ведром тяжелым сокрушив,
разбив все вдребезги,
но снова
напрячься и поднять на свет
одно единственное слово
спасением от сотен бед.
Припасть. Забыться.
Просветленье –
как мало надо: позови!
И ощутить, как вдохновенье,
что ломит зубы от любви.

* * *

О чем ты, милая, о чем?
Какие там еще дороги?
Я спотыкнулся на пороге,
в косяк ударившись плечом.
Прислушайся: какая тишь,
как все уснуло безпробудно.
И жизнь, как прежде, неподсудна.
О чем, о чем ты говоришь?
Как воздух предвесенний стыл!
Река зажата берегами...
О чем ты – талыми устами?
Я никуда не уходил.
Моя родная сторона,
родимая моя природа –
какая странная погода! –
и величава, и бедна.
Мой обезлюдевший причал,
мои великие просторы,
высокие мои соборы –
я никого не покидал.

* * *

Когда дует ветер,
не спится;
и шелест листьев
отдаленно напоминает шум прибоя.
А если закроешь глаза,
то кажется, что космос падает
прямо на тебя,
и ты чувствуешь себя
таким одиноким.
А когда открываешь глаза,
то слышишь,
как на кухне закипает чайник,
и твоя женщина,
стараясь не греметь посудой,
готовит тебе завтрак.
Художнику
Почем холодный звон металла?
Почем безумный рев толпы?
Ты помнишь, как она вбежала,
стерев случайные черты?
Ты помнишь:
дождь, осенний вечер,
и ветер клонит дерева,
ознобом сводит ваши плечи,
и память девственно мертва?
А рядом – только губы, руки
и платья вымокшего боль,
и тает огонек разлуки,
свечи задумчивый огонь.
Все это предано бумаге,
и рукоплещет сытый зал!
Ты помнишь, как в глухом овраге
ладони зябко целовал?
Она дрожала и смеялась,
и солнце било сквозь листву.
Так что же вам теперь осталось? –
Гул поезда в ночном лесу.
Куда спешить?
Зачем быть первым? –
Топтать озимые поля?
...А по ветру
остывшим пеплом
разносится душа твоя.

* * *

Не оглядывайся – уходи.
Дождь застигнет тебя в дороге.
Не задерживайся на пороге –
слишком многое позади.
Не оглядывайся: слезы – блажь.
Надо чашу до дна и – оземь.
Вот она, долгожданная осень.
Не оглядывайся сейчас.
Как натянута тетива
расставанья тяжелого лука!
А потом – только память и мука.
Равнодушно шумят дерева.
Ты уйдешь по дороге один,
и сровняет твой след бульдозер.
Надо чашу до дна и – оземь.
Долог путь среди стылых осин.

* * *

Как странно, как холодно,
как хорошо.
Поплыли над речкой откосы.
И лето Господне как будто прошло.
Но утром на травушке – росы.
Как будто, как будто,
как будто душа
уже отлетела навеки.
Но жизнь безконечно еще хороша,
и стынут притихшие реки.
Какая над миром легла тишина
назревшая, словно прохлада.
И женщина эта – совсем не жена:
осенняя жизни услада.
Но будем, но будем,
но будем чисты,
о самом святом безпокоясь.
«До первой, до первой,
до первой звезды», –
твердит подъезжающий поезд.
И счастья, что длится
последующий миг,
и все мы – пред вечным покоем;
и встречного поезда
гаснущий крик;
и снова – туман над рекою.

* * *

В конце концов, не одинок,
что, в общем-то, уже немало.
Ну, что ж, что не начать сначала,
и то, что ближе, ближе срок.
В конце концов, была река,
и были поздние туманы,
и, может быть, любила Анна...
И долго плыли облака.
В конце концов, свой выбрал путь,
и с рук ничто мне не сходило,
и все, что должно быть, то было.
А в этом, в общем, тоже суть.

_________________
Чувствую настоятельную потребность вступить в Добровольный оркестр хемулей...

+++
Вспоминаю все чаще и чаще
на вокзалах, среди толкотни,
тишиною звенящие чащи
и осенние теплые дни.

Солнца свет, отраженный в окошке.
Дым над речкой. Большой огород.
Тетя Настя копает картошку
и негромкую песню поет.

И негромкая родина слышит.
Догорает негромкий закат.
Ветер ивы над речкой колышет.
Птицы низко над полем летят.

И близки просветленные дали.
Далеки безконечно снега.
Детство. Осень. Все только в начале.
Будто дремлют на поле стога.

Вспоминаю - и светит окошко,
щедро платит за труд огород.
Тетя Настя копает картошку
и негромкую песню поет.


Сирота

Жил, как надо, -
как Бог на душу напишет.
За оградой
чернобыль в потемках дышит.
За оградой
тишина и благодать.
Жил, как надо:
"Че назавтрева гадать!"
Первопутком
до Сарова, до соседнего ль села
третьи сутки
путь-дороженька вела.
"Эх, родимый,
Христа ради угощеньице прими..."
Нелюдимый
между небом и людьми.
"Бог услышит
и че надобно, родимые, пошлет".
Тихо дышит
чернобыль, и дождик льет.
Всю Россию,
всю сторонушку родную исходил...
Голосили
тихо бабы; дождик лил.
Обрядили
в схиму строгую монахи сироту;
проводили
за высокую незримую черту.
И, взыскуя,
принял странника последний тот вокзал.
...Вот такую
мне историю бродяга рассказал.


+++
Вот и кончилось все -
ничего мне как будто не надо.
Вот и кончилось все -
мне и горе теперь - не беда.
Время движется вспять -
целина вместо старого сада.
Я порошей иду, а за мной -
ни следа, ни следа.

А следы - предо мной,
и за мною они исчезают,
за густым снегопадом валит
огневой листопад.
"Отпусти долги наши..." -
и верится, что отпускает.
Вот и кончилось все -
на восход наползает закат.

Дождь срывается в небо;
с погоста несут моих близких,
вместо тризны - крещенье,
веселое бродит вино.
Тихо светится мгла,
тучи движутся скорбно и низко.
Но ведь кончилось все -
мне теперь все равно, все равно.

"Отпусти прегрешенья..."
Неужто и вправду отпустит?
Время тает в пространстве,
пространство во времени спит.
Где начало мое? Где моя
поднебесная пустынь?
- Вот и все началось! -
неродившийся мальчик кричит.







+++
"Будет мор, и будет очищенье.
Станут пищей липа-лебеда.
И не каждый вымолит прощенье.
После Пасхи грянут холода.
По миру пойдут слепцы-калики,
Странная наступит тишина.
Просветлеют на иконах лики,
Как предупреждали письмена.
Время близко. Холод сменит стужа.
Только не покроет снег жнивье,
Видишь, как стоглаво кружит, кружит,
Предвкушая падаль, воронье
И кричит истошно-оглашенно..."
Вот такой подслушал разговор.
Время близко. Сердце сокрушенно.
"Будет очищенье, будет мор..."

_________________
Чувствую настоятельную потребность вступить в Добровольный оркестр хемулей...