Православный форум Доброе слово

Неплохо.

Барину Павлуше недавно сон приснился как он за лебедями гоняется и перья ловит. Со знакомой давеча был, ленточкой перевязанной, Валюшой кличут. Он погодя подглядел, что она на огороде сапкой грядки окучивает. Удивился! Ведь нынче не время было такой особливой работой заниматься, дождь да грязь. Выхлоп где-то послышался! - глядит Павлуша по сторонам и матюгается: "Зачем воздух испортили"! А на тракторе Витька кряхтит. День склонялся к вечеру. В то время Сергей Вонифатьевич глядел на всё сие действие и записывал в блокнот: "Погода нынче не та, что день назад" - на этом он закончил и сделал закорючку в блокноте. Из окна глядела сонная Юлия Матвеевна. Перебирала старые платья. Вот и экипаж с Димкой Дурисеевичем подкатывал к поместью графа Бестужева. С поля дул ветер переменный, время поджимало. Елена любовалась закатами дня - лучики света уже перестали ее согревать. Юлия взяла в охапку несколько платьев и отнесла в дом Василия, которого не было дома. Василий в то время по бороздам ходил по полю и думал о вечности. Вернулся за полночь, когда все были за столом. Единственно, отсутствовала ввиду большой занятости Виктория Витьеевна. Не было и Лёхи приказчика, он был на высылке по приказу графа Бестужева, так как оскорбил днем назад его непонятной распиской со словами: "Слава Богу, что меня с вами нету, велите лошадей запречь и выехать во Францию, научиться французским манерам и местной образованности".

"Письмо" *
* по мотивам одного известного произведения

Витька Сёмкин, осторожно ступая босыми ногами по стылому полу, пробирался в сени. Шуметь, упаси Боже, нельзя, а то вмиг барские слуги набегут. Хорошо если только подзатыльником отделаешься, а то ведь прознают, кто у графа бумагу да чернила спер, так тут уже плетей можно отведать. За воровство на усадьбе карали строго, сильно не забалуешь. Конюх Мишка третьего месяца седло барское взял, да и то на время, перед Ксюхой с соседнего села пофорсить. Только недолго Мишка красовался, вечером уже орал, как хряк резаный, когда его на конюшне пороли. Ксюха только слезами давилась, да опосля Мишку травами и молоком выхаживала. Хорошо хоть не помер. Правда немного скособочило харю на сторону, но это ничего, люди и с такой обличностью живут.
Подув в озябшие ладони, Витька достал из-за пазухи свечной огарок, бутылек с чернилами и несколько листков бумаги. Огарок Витька поджег от принесенной с собой лучины и поставил его на заплывшее воском глиняное блюдце. Ровный тусклый свет озарил щербатый стол, чуть высветив развешенную на дощатых стенах сеней всевозможную утварь и конскую упряжь. Разложив листки бумаги, от которой так приятно пахло чем-то пряным и незнакомым, Витька поковырял пальцем заточенное гусиной перо и макнув его в чернила, начал писать:
«Милый дедушка, Филипп Филиппыч!
Пишет тебе твой внук, Витька Сёмкин. Давеча уже пятый год исполнился, как я, по попущению Божьему холоп на усадьбе Бестужевых. Воля твоя, дедушка, но терпеть нет мочи уже никакой. Граф своих людишек за христианские души не держит. Собак да коней больше жалеет, чем нас, горемычных. Работать заставляют с утра и до ночи. Как проснутся, так надобно их ночные нужники опростать, а потом помыть чисто и на место поставить. Пока завтракают, все подушки-одеялы им взбей да застели. Воды для умывания натаскай до подогрей. Пока старший барчук умывается надо рядом стоять и полотенце держать. Дров для кухонной печи заготовь да принеси. Воды опять же щей сварить или каши, тоже натаскать надо. И так цельный день, до самой ночи. Окромя барчуков барин заставляет собака своих лелеять. Цельная псарня легавых у него, и каждую умой-расчеши. А как барин с охоты вернется, надо со всех еще и репьи повытаскивать, да так чтобы не скулили и не лаяли. Сам граф на седло влезть уже не может по дородности своей, так меня заставляет заместо подставки ему служить. Стою на карачках, а он сапогом сперва на спину мне встает, а уж потом на седло влазит. Еще бывает, если с перепоя, так по голове моей непутевой лягнет. А пьет барин часто, чуть не каждый вечор. Давеча с соседней усадьбы гости пожаловали, барин Вадим и барыня Ольга. Сначала чинно все было. Графиня Ирина Борисовна на клавесине играла и пела что-то жалистное, про акации белые. Потом барчуки младшие во дворе в салки играли. А уж как стемнело, то веселье пошло совсем другое. Граф пожелал перед гостями из пистоли стрельнуть. У него этих пистолей - вся гостиная обвешана. Приказчик Алексей пистоли заряжал и графу на серебряном блюде подносил. А граф палил без разбору. Все кухонные горшки переколотил, хорошо не прибил никого. Дым стоял коромыслом на всю усадьбу. На да ничего, пусть нюхает, к адской сере привыкает. По правде сказать, барыня Ирина Борисовна не в пример добрее. Пороть не велит, иногда бывает подзовет на беседку, где кофей кушать изволят, и угостит марципаном каким или бубликом. Дай ей Бог здоровья!...»
Витька отложил перо и протянул уставшие от непривычки к письму руки к теплому свечному огоньку. Это ничего, что писать тяжко, думалось ему. Из дворовых холопов кроме Витьки грамотных почитай не было. Когда грамоте учиться, если работать надо? День крестьянский хоть часами долгий, да делами короткий. Пока все барские дела управишь, на свои время почитай и не остается совсем. Где одежку подлатать, где ложку вырезать – заботы всегда есть, только успевай. Витька летами молод, одиннадцать лет Господь прожить сподобил. Так что ни семьи, ни детей нет, да оно пока и к лучшему. Один как перст на всем белом свете, ежели не считать дедушки. Как пять лет тому отдал его дед Бестужевым в работу, так Витька на усадьбе барщину и ломает. На деда обид нет, как ему старому Витьку кормить-поить, который тогда по малолетству совсем несмышленым был? Обещался дед забрать Витьку, когда двенадцать исполнится, да сил уж нет терпеть никаких. Витька горько всхлипнул, почесал затылок и продолжил писать:
«…А барчуки, дедушка, только с виду ангелы малолетние, а по сущности аспиды. Старший, который Митя, велел мне второго дня в дикаря нарядиться, раздеться до нага, повязать на пояс листьев кувшинных, а в волоса пёрьев гусиных воткнуть. Так я телешом по двору и бегал, дикого изображал, а барчук в меня из лука целил. Благо стрелы тупые были, только синяки на теле остались, да от людей срамно. Младшая, Виктория, на это смотрела, смеялась и в ладоши хлопала.
Барчуки только учителей своих побаиваются, которые их разным наукам обучают. Один который Павел – учит из чего разные вещи состоят. Давеча я в окошко подглядывал он барчукам машинку хитрую крутил. Колесо с рукоятью как у колодца, и два шара блестящих. Учитель Павел рукоять крутит, а меж шарами молния блестит. Я так спужался, что чуть на земь не упал. Павел меня в окошке заметил, засмеялся и сказал, чтобы я не боялся. Он не Илья пророк, а молнии эти не Сила Небесная, а явление мудреное. Грамоте барчуков учит учительница Валентина, она и меня научила буквицы знать и писать. Говорит, что в безграмотности все беды наши, и что кто неграмотный, тот пропадет. Но я, дедушка, думаю, что пропадет тот, у кого грехов много, а грамотный он или нет – Господу неважно. Посему сделай милость, Христом Богом прошу! Забери меня отсюда, потому как сил нет моих терпеть барина с барчуками. Грамоте я теперь обучен, летами почти вышел, могу хоть писарем, хоть еще где, лишь бы отсюдова подальше.
На сим остаюсь твой внук, Витька Сёмкин»
Витька блаженно потянулся, аккуратно свернул исписанные листки и надписал их так.
«Дедушке, Филиппу Филипповичу в «Доброе слово».

Все персонажи вымышлены, совпадения случайны.