Православный форум Доброе слово

Мне кажется, они оба впадали в крайности в отношении религиозных вопросов. А истина была посередине. То, что написал Белинский о религиозности русского мужика, похоже на правду. Иначе бы не разрушили церкви.

Религиозность в русском народе выкорчевывали именно Белинский и ему подобные прогрессисты атеисты и иноверцы, прикидывающиеся атеистами. До него и после него. Прочтите потрясающую книгу Гоголя: "Выбранные места из переписки с друзьями". http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0160.shtml
Именно на эту книгу в данной переписке ополчился Белинский.

Гоголь пророк, чем больше читаю его, тем больше убеждаюсь в этом.

...в библиотеке Оптиной пустыни сохранился отзыв на "Выбранные места…" святителя Игнатия Брянчанинова. Он всю жизнь сохранял особую близость к монастырю и в молодости был духовным чадом старца Льва. Святитель Игнатий к книге Гоголя отнесся достаточно критически: "Она издает из себя свет и тьму. Религиозные его понятия неопределенны, движутся по направлению сердечного вдохновения неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного… Книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешение, тут между многими правильными мыслями много неправильных. Желательно, чтобы этот человек, в котором заметно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех духовных благ…"
Этот отзыв был переписан лично о. Макарием - надо полагать, изложенные в нем оценки святителя Игнатия были сродни оценкам оптинского старца.

"Очень странное утверждение. Пророческий дар даётся Богом за великие подвиги аскетизма, монахам высокой жизни, и то в редчайших случаях."

...в библиотеке Оптиной пустыни сохранился отзыв на "Выбранные места…" святителя Игнатия Брянчанинова. Он всю жизнь сохранял особую близость к монастырю и в молодости был духовным чадом старца Льва. Святитель Игнатий к книге Гоголя отнесся достаточно критически: "Она издает из себя свет и тьму. Религиозные его понятия неопределенны, движутся по направлению сердечного вдохновения неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного… Книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешение, тут между многими правильными мыслями много неправильных. Желательно, чтобы этот человек, в котором заметно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех духовных благ…"
Этот отзыв был переписан лично о. Макарием - надо полагать, изложенные в нем оценки святителя Игнатия были сродни оценкам оптинского старца.

Не понятно, зачем Вы вообще разместили это здесь. Если хотели, обсудить или поспорить, то и надо было сразу написать в "дискуссии" или в "споры". Только зачем? Ирина серовская, будучи абсолютно не права разбила Вас наголову.

"Очень странное утверждение. Пророческий дар даётся Богом за великие подвиги аскетизма, монахам высокой жизни, и то в редчайших случаях."

Я разместил это для тех, кто зная у Гоголя только Ревизор, Мертвые души, Вечера на хуторе близ Диканьки, Вий, то есть не зная и не догадываясь о всей глубине его, узнали Гоголя в полноте, узнали, что существует незнакомое им его глубочайшее и богатейшее наследие.

В отношении "разбития на голову", это вы говорите от своей непросвещенности в вопросе, о котором судите. И вам скажу. Прежде чем солидаризироваться с Белинским, чьими строками она меня якобы разбила, прочтите книгу Гоголя "Выбранные места из переписки с друзьями". http://az.lib.ru/g/gogolx_n_w/text_0160.shtml

Навскидку не скажу, надо посмотреть поточнее, но по-моему в Писании нигде не говорится, что духовные дары даются за что-то.

Святые отцы пишут, что Своими духовными дарами Бог награждает человека по мере его очищения и смирения – так, что дары не повредят его устроению, - и по мере его решимости перенести любые искушения и страдания ради Бога.

Преп. Исаак Сирин:

«Одним из святых написано: «Кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом». Если же скажешь, что некоторые отцы писали о том, что такое душевная чистота, что такое здравие, что такое бесстрастие, что такое видение, то писали не с тем, чтобы нам с ожиданием домогаться этого прежде времени; ибо написано, что «не приидет царствие Божие с соблюдением» (Лук. 17,20) ожидания. И в ком оказалось такое намерение, те приобрели себе гордость и падение. А мы область сердца приведем в устройство делами покаяния и житием благоугодным Богу; Господне же приходит само собою, если место в сердце будет чисто и не осквернено. Чего же ищем с соблюдением, разумею Божии высокие дарования, то отвергнуто Церковию Божиею; и приемшие это стяжали себе гордость и падение. И это не признак того, что человек любит Бога, но недуг души. Да и как нам домогаться высоких Божиих дарований, когда божественный Павел хвалится скорбями и высоким Божиим даром почитает общение в страданиях Христовых».

«Если же душа в немощи и нет у нее достаточных сил для великих искушений, а потому просит, чтобы не войти в оные, и Бог послушает ее, то наверное знай, что, в какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, в такой же она недостаточна и для великих дарований, и как возбранен к ней доступ великим искушениям, так возбраняются ей и великие дарования, потому что Бог не дает великого дарования без великого искушения (Ср. 2 Кор. 1, 5). Соразмерно с искушениями определены Богом и дарования по Его премудрости, которой не постигают созданные Им. Итак, по жестоким скорбям, посылаемым на тебя Божиим Промыслом, душа твоя постигает, какую прияла она честь от величия Божия. Ибо по мере печали бывает и утешение».

Преп. Макарий Оптинский:

«У Бога ценятся добродетели и труды святых, по мере их смирения; они, при всей своей святости, считали себя землею и пеплом непритворно и нелицемерно, но залог имея сего сокровища [смирения] в сердцах своих.

Святые отцы достигли высоты духовной жизни смирением, самоукорением, никак не думая, что они достигают высокой жизни, но считают себя хуже всех и под всею тварью.

Еще скажу вам, чтобы вы не искали высоких дарований, восхищений и утешений духовных; оные даруются по мере нашего смирения. Да и можно ли войти в Царский чертог и наслаждаться вечери Его, бывши в нечистом рубище страстей? Очистим оные покаянием и смирением и предоставим воле Божией, когда Ему угодно будет, вести нас в чертог Его, а сами будем считать себя недостойными того.

Вас, конечно, безпокоит то, что вы, исполняя подвиг, не видите в себе духовной награды, или, как вы называете, помазания, что бы вас могло утешить и удостоверить в любви Божией, что оную имеете. Напротив, это еще опасно, искать сего с наблюдением и прежде времени: "яже Божия, сама о себе приходят (пишет святой Исаак Сирин во 2 Слове), тебе не ошущающу, на аще место будет чисто, а не скверно, аще ли же зеница очесе души твоея чиста несть, да не посмееши воззрети на округ солнца, да не лишишися и самыя тоя малыя зари, яже есть простая вера и смирение и исповедание сердечное и малые дела, яже по силе твоей, и отвержен будеши во едино место мысленных, яже есть тьма кромешная, внешняя от Бога, образ носящая ада; яко же он обезстудствовавыйся внити на брак в скверных ризах".

Может быть, вы смущаетесь, не находя в себе высоких чувств любви и умиления при молитве. Сии и подобные чувства суть дарования, или награда, даемая от Господа достойным и смиренным. Но мы видим из примеров, что многие, получа дарования и наслаждаясь оными довольно... потом пали чрез возношение, или, и того опаснее, обольстясь своим исправлением, или святостию, помрачились в уме и пребыли неисцельными в таковой прелести. Возношение же так тонко подкрадывается, что и заметить трудно... другим дать оное [дарование] не вовремя — послужило бы не на пользу, но на погибель».

Святые, достигнув смиренномудрия, получают многие сокровища даров Святого Духа, и лишь некоторые из них становятся явны людям. Это, прежде всего, любовь, обильно изливающаяся на ближних, прозорливость, дар совершения чудес - исцелений и даже воскрешения умерших, преодоление законов естества: молитва, поднимающая на воздух, явления страждущим на больших расстояниях от реального пребывания святого, явления во сне, возможность стать невидимым и многое другое – всё это возможно для святых людей действием Божией благодати, пребывающей в них.

Более того, например, Апостол Павел, вводя регламентацию применения даров духовных (1 Кор. 14) обращается не к монахам, а простым верующим, вряд ли успевшим достигнуть высот аскетизма. И из контекста нельзя сказать, что это были редчайшие случаи, скорее наоборот.

О. Серафим Роуз:
"...в Новом Завете, где говорение на языках имеет определенное подчиненное значение и служит знаком сошествия Святого Духа в день Пятидесятницы (Деян. II) и еще в двух случаях (Деян. X и XIX). После первого или, возможно, второго века в православных источниках о нем не упоминается, и он не засвидетельствован даже у великих святых отцов из египетских пустынь, которые были настолько преисполнены Духа Божия, что совершали многие поразительные чудеса, вплоть до воскрешения мертвых. Отношение Православия к подлинному говорению на языках можно подытожить словами блаженного Августина («Проповеди по Иоанну», VI, 10): «В ранние времена Святой Дух изливался на верующих, и они говорили на языках, которых не учили, ибо Дух давал им дар речи. Это были знаки, приуроченные к времени. Потому что подобало, чтобы являлся этот знак Святого Духа на всех языках, чтобы засвидетельствовать, что Господне Евангелие будет проповедано на всех языках и во всех концах земли. Это было сделано для знамения, и это миновало». И словно отвечая современным пятидесятникам с их странным выпячиванием этого свойства, Августин продолжает: «Ожидаем ли мы теперь, чтобы те, на кого будут возложены руки, заговорили на языках? Или когда мы возлагали свою руку на этих детей, ожидал ли каждый из нас, что они начнут говорить на языках? И, увидев, что они не говорят на языках, оказался ли кто из нас так развращен в своем сердце, чтобы сказать: «Они не получили Святого Духа»?»
Современные пятидесятники, чтобы оправдать свое говорение на языках, ссылаются на Первое послание апостола Павла к Коринфянам (главы 12–14). Но св. ап. Павел написал эти поучения именно потому, что «языки» стали источником беспорядка в Коринфской Церкви; и хотя он и не запрещает их, но значительно умаляет их значение. Эти поучения, таким образом, не поощряют современное возрождение «языков», а напротив, должны были бы предостеречь от этого — особенно когда человек осознает (как признаются сами пятидесятники), что есть иные источники говорения на языках кроме Святого Духа! Как православные христиане, мы уже знаем, что говорение на языках, как истинный дар Святого Духа, не может быть дано тем, кто вне Церкви Христовой; но давайте еще пристальнее рассмотрим этот современный феномен, не содержит ли он характерных признаков, которые могли бы указать на то, из какого источника он проистекает.

Царь Давид слагал пророческие псалмы будучи далеко на аскетом. Господь прямо запретил ему строить храм из-за количества крови на его руках, и тем не менее Церковь не без оснований считает его пророком. И именно таких примеров в Писании достаточно.
Если ошибаюсь, напомните, пожалуйста, где говорится о подании духовных даров за заслуги. И я тоже поищу.

Это не утверждение, а мнение. Вызвано оно тем, что очень многое из того, что о чем говорит Гоголь в этой книге и в других письмах и произведениях, проявилось в реальной жизни уже после его предупреждений. Он верно прослеживал многие якобы прогрессивные лозунги, призывы и обличал скрытую в них троянскую суть.
Конечно же речь не идет о Гоголе, как о религиозном пророке. Он пророк общественно политический, указывающий на губительно разрушительный для России характер нападок на самодержавие и на Церковь в России.

Если Вы вдумаетесь в эти строки, то увидите, в них дается оценка трудам Гоголя с совершенно иных позиций и с иными акцентами, противоположными тем, что сделал Белинский. Святитель Игнатий видел потенциал и служение Гоголя и предостерегает его от ошибок, призывая к тому, что бы он всецело посвятил себя Церкви. Вот этими словами: "Желательно, чтобы этот человек, в котором заметно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех духовных благ…"

дар пророчества заключается в видении будущего, открываемого человеку Богом

Ну и что? Святитель Игнатий не только не назвал Гоголя пророком, или хотя бы духовным писателем, он прямо не рекомендует его книгу для прочтения, как содержащую, среди прочего, "неправильные мысли" и "тьму".

Школьному учителю нужно отзываться на вопросы учеников и давать ключ к по-ниманию и поиску ответа. Расскажу одну историю. Один из учеников, я думаю, что его семья сейчас уже в эмиграции, сказал после прочтения «Мертвых душ»: «Если Россия была такой, как ее изобразил Гоголь, то правы были большевики, что уничтожили такую страну». Мой доклад будет ответом на эту реплику школьника.
Творчество Гоголя отчетливо делится на две части. Критерием деления явля-ется творческий метод. До «Мертвых душ» Гоголь создает образы живых людей, причем берет удивительных людей, необычных, чудных, дисгармоничных, часто односторонне развитых. От Ивана Федоровича Шпоньки до героев «Ревизора» мы общаемся с персонажами, поиск объемности которых доставляет радость и интересен ученикам. Каждый год работа проходит по-разному. В этом году класс самостоятельно увидел, например, что Иван Федорович Шпонька обладает достоинствами, которые сейчас редкость (отзывчивость на чужую нужду, полное отсутствие тщеславия, умение не подчиняться общему мнению, этот кротчайший человек так умел командовать, что рота его считалась лучшей по дисциплине, ему никогда не было с собой скучно, у него тонкое чувство природы и мистическое чувство брака). Также изнутри разворачиваются все герои Гоголя первого периода творчества.
Творческий метод Гоголя первого периода – русский реализм. Не Гоголь его изобрел… Отметим только, что автор окончательного суда не произносит; не позволяет, по выражению Пушкина , сатире касаться до личности; автор любит героя… До «Мертвых душ» Гоголь пишет быстро, с определенной творческой легкостью, дело у него спорится, его поддерживают Пушкин, Жуковский и вся читающая публика.
Творческий путь Гоголя знаменателен: перелом наступил на – «Мертвых ду-шах». Начался новый этап в его творчестве, это был кризис.
О «Мертвых душах» есть мнение, распространившееся в среде православной читающей публике, с которым нельзя согласиться. Считается, что
«кризис Гоголя – следствие глубочайшего внутреннего конфликта между ду-ховными устремлениями и писательским даром» .
Исходная точка для такого взгляда – ощущение пропасти между искусством и религией. Аналогично в книгах М. Дунаева прослеживается мысль, или, скорее, читателю передается ощущение, что искусство для спасения не обязательно, а погубить может… А лучше, чтоб русской литературы вообще не было, потому что и дар дается неизвестно кому… За что? – небесный дар, за что бессмертный гений вдруг озаряет голову безумца, гуляки праздного, а не достойного… действительно достойного Андрея Болотова? Примерно так рассуждает, или даже скорее чувствует М. Дунаев.
Многое можно возразить, скажу одно: человек, который не ощущает вдохнове-ния в светском искусстве, наверняка, не оценивает и красоты православного бо-гослужения, потому что источник и там, и там – Один.
Человеку дано творить образы, потому что он сам есть образ... Художнику дано поверять свои образы до полной строгости и отсутствия произвола. Тогда создается памятник «нерукотворный» – то есть не человеком сделанный, о кото-ром художник может сказать: я его воздвиг себе.
Духовные устремления присущи всему большому искусству Руси и России. А у Гоголя был не «конфликт между духовными устремлениями и писательским даром», а был срыв – в искусстве, в писательстве, в творческом методе. Одновременно это был срыв в духе: пострадало и писательство, и душа религиозного человека, каким был Гоголь.

О своем творческом методе по поводу «Мертвых душ» Гоголь пишет в письмах, особенно в Третьем письме от 43 года из «Выбранных мест» . Отрывок этого письма имеет смысл прочесть с комментарием.
…отчего герои моих последних произведений, и в особенности «Мертвых душ», будучи далеки от того, чтобы быть портретами действительных людей, будучи сами по себе свойства совсем непривлекательного, неизвестно почему близки душе, точно как бы в сочинении их участвова-ло какое-нибудь обстоятельство душевное?.. Герои мои потому близки душе, что они из души: все мои последние сочинения – история моей собственной души.
Творческий метод автора «Мертвых душ» – самовыражение… Для русской культуры в целом он – чужой. Когда человек занят самовыражением, он одинок. В искусстве присутствует вдохновение, и большой художник чувствует, что источник вдохновения не есть он сам. Искусство – больше, чем тот, кто его творит.
Из дальнейшего чтения письма Гоголя узнаем, что герои «Мертвых душ» – это самовыражение только части автора, анатомически собою же от себя отделен-ной.
Во мне не было какого-нибудь одного слишком сильного порока, кото-рый бы высунулся виднее всех моих прочих пороков… но зато, вместо того, во мне заключилось собрание всех возможных гадостей, каждой по-немногу, и притом в таком множестве, в каком я еще не встречал доселе ни в одном человеке… По мере того, как они стали открываться, чудным высшим внушением усиливалось во мне желанье избавляться от них; не-обыкновенным душевным событием я был наведен на то, чтобы переда-вать их моим героям.
Новый творческий метод имел отправную точку: что-то послужило толчком, переворотом, что-то, чему Гоголь безоговорочно поверил, что является его тай-ной. Это было какое-то событие духовной жизни Гоголя… Летом 40 года, по свидетельству врача, Гоголь болел, и у него были видения.
С тех пор я стал наделять своих героев сверх их собственных гадостей моей собственной дрянью. Вот как это делалось: взявши дурное свойство мое, я преследовал его в другом…
Другом, ком? Человеке? Нет. Образе? Нет. Что создавал Гоголь?
…я преследовал дурное свойство мое в другом званье и на другом попри-ще, старался себе изобразить его в виде смертельного врага, нанесшего самое чувствительное оскорбление, преследовал его злобой, насмешкой и всем чем ни попало. Если бы кто увидел те чудовища, которые вы-ходили из-под пера моего вначале для меня самого, он бы, точно, содрог-нулся.
То, что создавал Гоголь по новому своему методу, он сам называет «чудови-ща», причем это особый род: «ничтожество» – чудовище как ничто. Другого и быть не могло, потому что грех не существует сам по себе; отделенный от живой души, он существовать не может. То, что автор «Мертвых душ» назвал «мертвые души», это нельзя назвать нелюдь, это нежить. То, что создавал Го-голь, не было художественный образ или персонификацией дурных качеств, по-тому что образ не создается из комбинации качеств, а зло не имеет лица. Гоголь начинает создавать «ничтожества», выписывать зло в субъектах…
Герои мои вовсе не злодеи; прибавь я только одну добрую черту любому из них, читатель помирился бы с ними всеми.
Гоголь не прав: дело не в том, сколько у кого добрых или сколько дурных ка-честв: нет того, у кого это есть. А так, Манилов незлобив и верный муж, Собакевич заботлив о крестьянах, добрый семьянин и прочее. Качества любой из мертвых душ – как сюртук, который висит ни на чем: нет даже вешалки. Живая душа чует это и пугается, отвращается.
…по прочтенье всей книги кажется, как будто точно вышел из какого-то душного погреба на Божий свет.
Гоголь был христианин и понимал, что ненавидеть человека – грешного, любо-го, нельзя. Теперь, в «Мертвых душах», можно ненавидеть: это не люди, их нужно ненавидеть с полным религиозным чувством. Сатирик Гоголь теперь вправе ничем себя не ограничивать. Можно представить себе вспышку религиозного энтузиазма от таких свобод. Человек улучшает себя, борется с грехом, изрекает что-то вроде публичной исповеди, себя не жалеет… Он может поправлять нравы, послужить Отечеству...
Русского человека испугала его ничтожность…
При чем здесь другой человек? Какой тут «русский человек», если ты пишешь о себе? Логика понятна: набор зол не только конечен, но скуден, в какой-то ком-бинации присущ каждому. Гоголь совершил прыжок от себя к другому человеку и целому обществу. В Гоголе этот переход имел религиозное обоснование: автор «Мертвых душ», очищаясь сам, переходит к улучшению общественных нравов.
И так разрешилась проблема одиночества: самовыражение помогает улуч-шиться самому, улучшает других, и все это как бы дело Божье. При этом возникает ощущение, что я люблю ближнего, люблю Россию:
Русского человека испугала его ничтожность…
Да, русский склонен загоревать о своих грехах, принять обличение. Это бы-вает его и слабость: его легко поймать на призыв к покаянию, чтобы ввести в уныние.
Русского человека испугала его ничтожность более, чем его пороки и не-достатки.
И Гоголь доволен: «Явление замечательное! Испуг прекрасный!» Хотя он сам «бы повесился», как говорит в этом же Письме, если бы для него, как для читате-ля, «вдруг и разом» открылись бы все эти гадости (когда он «не имел еще никакого понятия о всей неизмеримости бесконечного милосердия Бога»).
Он «бы повесился»… Это называется общественное служение?
Сейчас это называется ипохондризация населения и справедливо приписыва-ется врагам России. В одном Гоголь прав: творческий метод автора «Мертвых душ» – пугающий. Если бы не защитительное легкомыслие наших школьников…

То, что я говорю и скажу о Гоголе, нуждается в уверении, что он писатель мной любимый, и я полагаю, что в последнее десятилетие жизни он был несчаст-нейшим из людей. Я знаю также, что многие высоко оценивают его «Мертвые души»; что некоторые опытные в духовной жизни пастыри не до конца отрицали его искания последних лет. Наконец, я знаю людей, для которых «Выбранные места из переписки с друзьями» – любимое чтение. Однако…
Если бы враг рода человеческого захотел взять наибольшую мзду с гениаль-ного русского художника, он бы внушил ему попытку придать собственным дурным качествам существование субъекта.
Дьявольская хитрость здесь состояла в том, чтобы заставить верующего человека совершить подмену – покаяния и служения. Художник был бы уверен,
– что он в творчестве исповедуется и сам «становится лучшим» (это, судя по Письму, было всегдашнее «желание» Гоголя),
– и что он служит этим Отечеству (уверенность Гоголя в своем служении была неколебимой).
И еще дьявольская хитрость состояла в том, что она была внушена гениаль-ному художнику, который владел языком лирической поэзии – это был язык крупного лирического произведения, каким по жанру стала поэма «Мертвые ду-ши». Ложь могла быть упрятана глубоко…
«Мертвые души» звучат как гениальный лирический стих. Это произведение – осененное. Как бы автор ни заблуждался, он охранялся русской речью – тайника-ми, которые сам лично открыл. Можно ли прекрасным стихом выписать ничтоже-ство, самому находясь на ложном пути? Пример – «Мертвые души» Гоголя.
Что же это такое – речь и язык, которые остаются с человеком, когда он совсем заблудился? – Это покров. Это милость…Так, не желая, Гоголь обманул Пушкина:
Когда я начал читать Пушкину первые главы из «Мертвых душ», в том виде, как они были прежде, то Пушкин, который всегда смеялся при моем чтении (он же был охотник до смеха), начал понемногу становиться все сумрачней, а наконец сделался совершенно мрачен. Когда же чтение кон-чилось, он произнес голосом тоски: «Боже, как грустна наша Россия!» Меня это изумило. Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка!
Искренность автора «Мертвых душ» – бесспорна: он своей души не жалеет. Но он не жалеет и Россию. (Свифт своих уродцев не в Англии поселил.) Реакция Пушкина («Боже… Россия… грустна») давала Гоголю возможность остановить-ся… Пушкин знал Гоголя другим.
В «Миргороде» есть повесть наиболее – по выписанной пошлости персонажей близкая к «Мертвым душам» – «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Ники-форовичем». Пусть у героев головы, что редиски, и трудно о них самих сказать что-то хорошее, но автор как-то близко их знает, как-то ищет их полюбить. Когда автор видит героев в конце повести в полупустом храме, ему, глядя на них, как пред лицом Божиим становится грустно о всем белом свете («скучно жить на этом свете, господа»). В «Миргороде» Гоголь был на своей вершине…
И вот Гоголь читает Пушкину «Мертвые души» и слышит от Пушкина: «Бо-же… грустна… Россия». Пушкин давал автору «Мертвых душ» остановиться, вернуться к себе – лучшему, прийти в себя. Художник обманул художника, два человека перестали друг друга понимать…
Пушкин, который так знал Россию, не заметил, что все это карикатура и моя собственная выдумка! Тут-то я увидел, что значит дело, взятое из души, и вообще душевная правда, и в каком ужасающем для человека ви-де может быть представлена тьма и пугающее отсутствие света .
Реакция Пушкина убедила Гоголя, что в нем поселилась «душевная правда», которая есть «отсутствие света».
Гоголю открылось «пугающее отсутствие света» как «дело, взятое из души», отсутствие света – как «душевная правда» его нового творческого метода. После встречи с Пушкиным Гоголь не поколебался в своей правоте, перешагнул, в сво-ем новом методе он изменяет только детали:
С тех пор я уже стал думать только о том, как бы смягчить то тягостное впечатление, которое могли произвести «Мертвые души». Я увидел, что многие из гадостей не стоят злобы; лучше показать всю ничтожность их, которая должна быть навеки их уделом. Притом мне хотелось попро-бовать, что скажет вообще русский человек, если его попотчевать его же собственной пошлостью.
Итак, комбинация качеств, которая в основе есть «ничто», получает в «Мерт-вых душах» существование персонажа и человека.

В православии сохраняется практическое знание, что человек есть образ Богу уподобляющийся и что, когда не происходит уподобления, то затемняется и самый образ Божий в человеке. И при этом человек всегда – и на веки веков – остается тем, кем сотворен – образом Божьим, который неуничтожим.
Если бы Гоголь дал своим героям пройти путем утраты образа Божия (нежелания уподобляться Творцу), могло бы возникнуть произведение русского реализма. Однако Гоголь сделал нечто иное…
В Св. Писании Господь говорит праведному Иову о диаволе: «Нет на земле ни-чего подобного ему» . Желание быть бесподобным есть главное движение сата-нинского духа. Именно это движение, через «удивление» перед зверем Апокалипсиса, приведет многих к тому, чтобы поклониться «образа зверя». Люди скажут: «Кто подобен зверю?» Бесподобное может прельщать…
То, что создавал Гоголь в «чудовищах», затем в «ничтожных» персонажах своих «Мертвых душ», есть без-подобное: каждое из них есть изначально лишенное всякого движения в сторону уподобления. Никакое движение во всей системе персонажей «Мертвых душ» – невозможно, исключено в принципе. Им некуда идти. Они и пришли ниоткуда…
Гоголь, как человек обманутый, этого не знал:
Вследствие уже давно принятого плана «Мертвых душ» для первой части поэмы требовались именно люди ничтожные… Не спрашивай, зачем пер-вая часть должна быть вся пошлость и зачем в ней все лица до единого должны быть пошлы: на это дадут тебе ответ другие томы, – вот и все!
И в следующем Письме (четвертом, от 46 года), в самом начале:
Затем сожжен второй том «Мертвых душ», что так было нужно.
И сразу ссылка на Евангелие:
«Не оживет, аще не умрет»... Как только пламя унесло последние листы моей книги, ее содержание вдруг воскреснуло в очищенном и светлом виде, подобно фениксу из костра, и я вдруг увидел…
И прочее, и прочее, что должно убедить нас, что автор «Мертвых душ» и был прав, а теперь необыкновенно прав, когда захотел воскресить ничто.
Откуда такая уверенность в своей правоте, и даже избранности, и даже исключительной призванности к необыкновенному даже служению на благо Отечества? – От одной мысли: что творчество «Мертвых душ» послужит покаянию. Искренность убеждения питала убежденность в своей правоте. Это, увы, было конечное убеждение автора:
Я уже от многих своих гадостей избавился тем, что передал их своим ге-роям, обсмеял их в них и заставил других также над ними посмеяться… Я оторвался уже от многого… И когда поверяю себя на исповеди перед Тем, Кто повелел мне быть в мире и освобождаться от моих недостатков, вижу много в себе пороков; но они уже не те, которые были в прошлом году: святая сила помогла мне от тех оторваться
Это отрывок из третьего письма (43 года), которое заканчивается так:
Выдумывать кошемаров – я также не выдумал, кошемары эти давили мою собственную душу: что было в душе, то из нее и вышло.
Конец письма.

От кошмаров Гоголь не избавился. После «Мертвых душ» он теряет себя как художника, он теряет стиль речи, литературный вкус, лжет на себя, становится в позу… Он был страдающий и несчастнейший из людей. «Мертвыми душами» русское общество не оскорбилось, а «Выбранными местами» – оскорбилось. И православные пастыри на «Мертвые души» не среагировали, а на христианские искания в связи с «Мертвыми душами» – откликнулись.
«Помню, люблю, уважаю… только прошу его не пародировать набожностью, она любит внутреннюю клеть», – архиепископ Иннокентий (Борисов) . Духовник Гоголя прямо останавливал его: книга «Выбранных мест из переписки с друзья-ми» – «должна произвести вредное действие, и автор даст за нее ответ Богу» .
Выводы, которые можно сделать из комментированного прочтения Третьего письма Гоголя из «Выбранных мест» таковы:
1. Самовыражение для русского реализма никогда не путь. Родословная Та-раса Бульбы не начинается с Гоголя, а родословие Коробочки начинается от Го-голя. Гоголь – родоначальник секты в нашей литературе, которую можно было бы назвать по имени его поэмы – «Мертвые души».
2. От Гоголя идет секта в русской литературе. «Мертвые души» станут плацдармом для нападения на русского человека. Имеет смысл вопрос: кто из писателей вышел из «Шинели» Гоголя, а кто из «Мертвых душ»? Секта «Мертвые души» использует заблуждения верующего человека, страдавшего в них, покаявшегося… А кто они сами? Татьяна Толстая – из «Мертвых душ», и далеко пошла. Последнее достижение секты «Мертвые души» – ее «Кысь». Гоголь хотел персонифицировать свои прегрешения, Толстая – свои выделения. Язык писательницы и сюжетная развязка – это манифест агрессивной идеологии, искусства там вообще нет.
3. Имеет смысл отделить Гоголя с его грехами от России с ее проблемами. А в школьной программе отделиться от духовного заблуждения автора «Мерт-вых душ» проще всего изучением «Преступления и наказания»». Преступник в романе Достоевского пришел к преступлению и прошел путь к покаянию. И только в настоящем покаянии (об этом Эпилог романа) преступник увидел свой грех: что он перед всеми виноват (сон Раскольникова: он виновник русской ре-волюции).
4. Творчество исповеди не заменит, а когда заменяет, то это крайне опасно. Грех – заразная болезнь. Современному человеку лучше публично не каяться.
5. Не всякого нужно слушать, когда нас зовут к покаянию – особенно к покая-нию всем народом, особенно когда зовет Владимир Познер, или иммигранты с радио «Свобода», или литераторы из секты «Мертвые души».

Гоголь бесконечно больше, чем автор «Мертвых душ» и «Выбранных мест». О конце жизни Гоголя есть утешительнейшее свидетельство оптинского иеромо-наха Евфимия:
Трудно представить человеку непосвященному всю бездну сердечного горя и муки, которую узрел под ногами своими Гоголь, когда вновь открылись за-туманенные его духовные очи, и он ясно, лицом к лицу, увидал, что бездна эта выкопана его собственными руками, что в нее уже погружены многие, им, его дарованием соблазненные люди, и что сам он стремится в ту же бездну, очертя свою бедную голову…
Кто изобразит всю силу происшедшей отсюда душевной борьбы писателя и с самим собою, и с тем внутренним его врагом, который извратил божест-венный талант и направил его на свои разрушительные цели? Но борьба эта для Гоголя была победоносна, и он, насмерть израненный боец, с честью вышел из нее в царство незаходимого Света, искупив свой грех покаянием.

"Александр_1970" Н. И. Московцева Грех в изображении Гоголя – творческий метод автора «Мертвых душ»

Трудно, а то и невозможно интересно и содержательно дискутировать с теми, кто не читая Мертвых душ или с пятого на десятое прочел в школе, не читая Выбранных писем из переписки с друзьями, выкладывает не свое мнение о них, а отрывки из мнения, часто и не прочитанного лично полностью, других людей...

Прошу понять меня правильно. Я не собираюсь кого-то, тем более Вас, в чём-то переубеждать, это было бы просто смешно. Я хочу обратить Ваше внимание на существование дополнительных (от слова "полнота" , которая, увы, недостижима, но к которой, тем не менее, стоит стремиться) моментов в понимании текста Писания.

Вам, как я понимаю, вообще здесь непросто.