Православный форум Доброе слово

Мариш, спасибо! красивый монастырь, видно, что с любовью все там делается и очень усердно...

ПОСЛУШАНИЕ В ОБИТЕЛИ САВВЫ КРЫПЕЦКОГО
"Там я полагал начало. А дело было так. Надо было мне как-то провести летний отдых. И мне втемяшилось почему-то непременно устроиться в русский монастырь. И так я как-то об этом глубоко думал и как-то про себя молился, чтобы Господь имиже весть судьбами устроил.

И вот я иду по Моховой улице. На углу церкви праведного Симеона — моего будущего святого — и Анны встречаются мне два монаха Гервасий и Протасий. В рясах с крестом, с четками, только в шляпах... И подходят ко мне: "Молодой человек, о чем вы задумались?" Мне было 19 лет, я посмотрел на них — явные посланники Божии. Я говорю: "Мне бы хотелось познакомиться с монашеством и поступить в монастырь для того, чтобы узнать на месте, что такое монашество". — "Так, молодой человек, идемте вместе". Я говорю: "У меня сейчас денег с собой нет и надо вещи кое-какие взять". — "Вот мы и условимся, возьмите сундучок ваш и самое необходимое и приходите сюда к паперти праведных Симеона и Анны".

Я явился. Они ждут, Протасий и Гервасий. "А мы взяли на вас билет, поезд отходит". Я не помню, с какого вокзала, на Псков. И поехали. Доехали до станции Торошино, проехав Псков.

"Вот мы и приехали, будем вылезать. Пойдем на станцию, там есть наше подворье, там стоит наша лошадь и бричка".

Какая-то маленькая часовня деревенская и при ней какой-то домик, какой-то монах там был. Вот и подворье. А рядом большой пустой дом был, заполненный ранеными и вояками, была гражданская война. Мы сели в бричку и поехали в монастырь, 26 км лесом по проселочной дороге. Болота, кочки и палки. Комаров — тучи. Помню, я здорово испугался. "Куда я еду, куда меня везут?" А дело сделано, я еду. Подъехали к какому-то небольшому озеру, проехали озеро. Вокруг озера — и обитель стоит. Маленький монастырь, огромные стены. Прежняя крепость Ивана Грозного, воевали с ляхами... Постучали. Ворота были закрыты. Прямо к Игумену. Игумен Василий — мой будущий хозяин, которого я возил, будучи кучером.

Маленькая такая, уютная-уютная обитель. Посредине обители кирпичный храм с одним приделом. По стенам — деревянные строения: баня, прачечная, трапезная, покои игумена, братский корпус, амбары, где хранилась мука и все богатство, которое давала нам земля, чтобы прокормиться. Скотный двор — за оградой, отдельно по всему монастырю могилы и надписи: схимник такой-то... Схимники лежат... Оказывается — все это непокорные бояре, которых Иван Грозный насильно постригал, и здесь они умерли. Там много их было.

...Игумен принял меня очень ласково. Когда я вошел, игумен даже встал, увидев мою окаянную персону. Поговорили очень хорошо. Велел меня отвести в рухольную, это склад, куда сдают вещи. Велели снять мой костюм, ботинки, галстук и т.д. И дали мне латаный подрясник какого-то покойного монаха и лапти. К лаптям, конечно, портянки. И скуфейку покойника-монаха. Сундучок отобрали: "Когда вы уйдете из монастыря, получите его обратно. Пока живете в монастыре, сундучок будет у нас. Умрете — сундучок пойдет на пользование кому-нибудь. Теперь пойдем, посмотрим келию вам." В келии стояли козлы, на козлах — доска, на доске — мешок, набитый сеном, и такая же подушка. Такое старое, очень ветхое одеяло, похожее на какую-то портянку. Гвоздь. "Вот на этом гвозде будете вешать ваш подрясник." Икона Божией Матери. Крест над ней, на столе керосиновая лампа, псалтирь, правильник, Евангелие на славянском языке... ну и все. "Вот, будете здесь жить".

Здесь в рясофоре Батюшку нарекли именем Александр в честь св. Александра Невского.

Ну и все. Живи как хочешь. Вот настоящее монашество, не то, что мы живем.

А на завтра на работу. Первое послушание было мыть коров. Там было 48 коров. Носить воду, конечно, из "качалки"... они тогда не ранены, обе руки были, я был такой ловкий, я спортом занимался до расстрела.

Сначала я мыл коров, потом мне предложили попробовать доить коров. Монахи стирали, монахи гладили, штопали, ухаживали за скотом. Женского персонала ни-ни. Если богомолка придет одна на воскресенье, то за ней караул специальный, чтоб никуда не уклонялась. В воскресенье, в двунадесятый праздник, в Преображение — пять богомольцев. Некому. До ближайшего селения было 10—15 км болотом, далее — деревни. Большей частью монастырь посещали старички. Остальные работали — ведь лето.

А потом мне предложили на кухне дрова рубить и помогать повару картошку чистить. Потом перевели меня на тесто: тесто месить в хлебную. Огромный чан, куда я должен был всыпать 2 мешка муки, завести эту брагу специальную, Затем воды, столько-то ведер конских, а потом я начинал уже мешать. Большое весло — и вот ходишь вокруг чана часа 3—4, месишь это. Опираешься, конечно, в живот, потому что невозможно тяжело. И когда тесто вскиснет, тогда начинаешь оттуда вытаскивать. Пекарь приходил уже на готовое тесто.

Потом меня посадили кучером игумена. Дали мне хорошую лошадь, рысака, бричку. Красавица была такая, названием Звездочка. Она меня очень любила, такая дружба с ней была... Я игумена возил на станцию, возил к властям, в сельсовет.

К нам стал приезжать агроном, описывали наше имущество, сколько у нас запасов разных. Потом послали нас драть кору, обложили нас налогами. Потом игумен вызывает и говорит: "Ты пойдешь в село Никандрово за поросятами. Нам надо платить налог мясопоставки, а у нас мяса нет. Значит, разводи свиней и сдавай государству. Надо это начинать". Вот меня, голубчика, и послали за поросятами. Дали мне большой мешок:

"Ну, Александр, иди! Лесом пройдешь, село пройдешь, в общем километров 40 пешком, не заблудись". Село Никандрово, недалеко от Никандровской пустыни преподобного Никандра Псковского. Знаменитая Никандрова пустынь. Я добрался туда, нашел эту избу, где условились продать двух поросят. Этих поросят — в мешок и пошел в монастырь. Весь я мокрый, они пищат, кричат, прыгают там в мешке, ведь он же неудобный, а мне идти еще пешком. Вот я помучился, помню, что даже плакал. Притащил домой. Они живы оказались, не подохли, ничего. А я шел долго, часов восемь, еле живой добрался.

Но вот дали потомство. Все отходы от пекарни, от трапезной шли на корм. Пошла мясопоставка. Знаменитая штука была.

А потом вызывает игумен: "Ты будешь табунщиком." 42 лошади было, и надо, значит, их пасти. Я был наездник хороший, с детства приучался к верховой езде. Любого скакуна я держал в руках. Мне дали хворостину подлиннее, сел я на лошадь без седла и погнал в лес. А за лесом поле, там волки. "Смотри, Александр, чтобы волки не съели ни одной лошади, а то мы с тебя спросим".

Всенощная в субботу, а мне лошадей пасти всю ночь. Звонят к обедне, а я гоню своих лошадей домой. Лошадей пасли в пустыньке. Это была просто изба в лесу. Там сидел кот, петух без кур и множество тараканов. Но представьте себе: что за саженная ночь, глухой лес, тишина, бесов полно. Я — молодой послушник, инок Александр, и вот надо мне там всю неделю жить, ночью пасти табун, загонять в монастырь и возвращаться сюда. Ну что же: послушание есть послушание.

Хотя это был именно животный страх. Меня бесы дразнили. Тогда я был неученый человек по монашеской части, в этих вещах не разбирался. У меня была икона Божией Матери, керосиновая лампа, 25 фитилей, Псалтырь, Евангелие, четки. Запас пищи брал каждую пятницу в монастыре на неделю: бутылочку масла подсолнечного, крупу, муку, хлебца свежего. Надоедало мне плитою заниматься. Клубнику собирал, сушил, пил чай.

Петух приходил ко мне. Погуляет, погуляет — опять приходит ко мне. Он как мышь. Я его приучил приходить в определенное время ко мне — получить свою крупу. Ни замков, ничего не было.

Ничего, что ему отказали в канонизации?