Будь слабой.
Будь слабой на исходе дня,
когда уже пора расстаться.
Будь слабой. Попроси меня
вернуться, приласкать, остаться.
В наш век, чье буйство не унять,
век многоопытный и сирый,
нам мужикам занять бы силы,
вам бабам слабости б занять!
Пусть на войне, как на войне,
но в мирной жизни слабость плоти
нет, не унизила б - напротив:
тебя возвысила б вдвойне.
Поверь мне на слово. Поверь.
Зачем мне лгать – не на параде.
Будь слабой. Алчущую дверь
загороди мне, Бога ради!
Будь слабой на исходе дня,
когда уже пора расстаться,
Будь слабой: хоть на миг остаться
ты только попроси меня.
Былое махом разрубя,
в вечернюю ныряя просинь,
ты сильная. Ты не попросишь.
Я слабый. Я прошу тебя.
1986
А вечер был - как травяной настой...
Друг сел и руки положил на стол.
И понял я, что другу туго,
но я его по праву друга
не мучил и не поучал -
молчал.
Молчал, глазами по лицу скользя,
о чем - словами рассказать нельзя:
про те несбывшиеся дали,
которых только и видали
когда-то в детстве по весне
во сне.
Была закуска на столе слаба,
но хмель морщины разгонял со лба,
и мы уже не замечали
свои недавние печали.
Мир будто заново возник
без них.
И в мире заново возникшем том,
где хлеб бесплатен и не заперт дом,
мир был на честности помешан,
и было подлости поменьше,
и было все, как быть давно
должно.
Мой давний друг, мой неизменный друг,
еще один мы завершаем круг.
Как мимолетны круги эти,
в которых дышат наши дети,
и нас уже зовут на "вы" -
увы!
За кругом круг. И надо по пути,
что нам отмерено пройти - пройти,
и, на чужие глядя лица,
от своего не отступиться.
Такая малость - а поди
пройди.
А жены наши нам грехи простят,
да нам и нужен-то всего пустяк:
чтоб годы медленней сменялись,
чтоб наши женщины смеялись,
и оставались их черты
чисты.
И, жизнь разменивая как пятак,
да будет так, прошу, да будет так:
чтоб годы медленней сменялись,
чтоб наши женщины смеялись,
и оставались их черты
чисты.
май 1978
Атеистическая молитва.
И опустится ночь, и осыплется град,
и обрушится меч на клейменые лица...
Подойди же ко мне, мой товарищ и брат,
помолись за меня, не умея молиться.
И когда поутру, отрешась от тревог,
мы пойдем на помост сквозь гоненья и гогот, -
да поможет нам Бог, да поможет нам Бог,
да поможет нам Бог - нам, не верящим в Бога.
Да поможет Он нам мановеньем руки
осчастливить друзей, расквитаться с врагами,
да поможет Он нам всем богам вопреки
на безбожной земле стать земными богами.
Всем, кто жалок и нищ, всем, кто сир и убог,
дать немного тепла и терпенья немного,
да поможет нам Бог, да поможет нам Бог,
да поможет нам Бог - нам, не верящим в Бога.
В невозможный тот миг, в неизбежный тот час,
когда будничный рай обернется содомом,
и замолкнут уста, и глаза закричат,
мы из жизни уйдем, как уходят из дома...
Подымающим пыль поднебесных дорог,
в бесконечную высь уходящим полого,
да поможет нам Бог, да поможет нам Бог,
да поможет нам Бог - нам, не верящим в Бога.
5 ноября 1973
Пусть дожидаются
Разлука - выше всех печалей…
В чаду житейского огня
вино, которое почали,
пусть дожидается меня.
В горниле будничных баталий,
в недолговечном свете дня
друзья, которые остались,
пусть дожидаются меня.
Приняв за чистую монету,
и обожая, и кляня,
та женщина, что лучше нету,
пусть дожидается меня.
И, как вино, легко и грубо,
вино, которое люблю,
меня дождавшиеся губы
я отыщу и пригублю.
И, полнясь суетой земною,
светло в душе моей звеня,
стихи, не начатые мною,
пусть дожидаются меня.
И в пелене снегов несметных,
летящих на исходе дня,
закат мой черный, час мой смертный
пусть дожидается меня.
… Разлука - выше всех печалей…
В чаду житейского огня
вино, которое почали,
пусть дожидается меня.
В горниле будничных баталий,
в недолговечном свете дня
друзья, которые остались,
пусть дожидаются меня.
Прощание с Нидой
Нида, малая точка на Куршской косе,
где - ах, кабы я мог! - навсегда бы осел
и ходил бы ночами на дюны,
пил бы горькую водку в кромешной тоске,
и заезжих бы женщин любил на песке,
пока юный еще, пока юный…
Пока юный еще, все победы - не те.
В мельтешении дел, в городской маете
не обретши ни душу, ни тело,
жил и жил бы на Ниде, как вольный казак.
Ничего бы не делал. Точнее сказать -
ах, чего бы я только не делал!
Есть блаженное дело: закутаться в плащ
и отправиться ночью на вымерший пляж,
неухоженный и охладелый.
И, как брошенный пес в опустевшем дому,
побродить по песку одному, одному, -
это тоже блаженное дело.
…Мне бы сдунула Нида морщины со лба,
как сухую листву. Но паскуда-судьба
мне мои не отпустит печали.
Все персты у судьбы указательные -
повинуясь перстам, встану затемно я
и мотор заведу, и отчалю.
Будет утро бодрить, как сухое вино,
будет, словно в романсе, туманно оно.
Будет сердце сжиматься от горя.
Я промчусь по косе, как лихой катерок,
и затылок погладит сырой ветерок,
долетевший с Балтийского моря.
Сохо
Вадим Егоров
Как-то раз забрел я в Сохо
и струхнул там не на шутку:
мы такими в жисть не будем,
мы мораль блюдем не ту.
Стало мне ужасно плохо -
там и местному-то жутко,
а простым советским людям
там совсем невмоготу.
Там на фото что ни девушка -
будто ей одеться не во что.
Срамоту эту кромешную
не приемлю, же конечно, я.
Но смотрел ее подолгу я,
ибо полон чувством долга я
всем поведать, кто не видели,
чтоб, как я, возненавидели.
Значит, так: однажды в Сохо,
где из секса воздух соткан,
где девица, если в блузке,
то под блузкою - гола.
Вся налившаяся соком
подошла ко мне красотка -
девка, стало быть, по-русски,
а по-аглицки - "герла".
И сжимает она локоть мне:
мол, не скучно ли вам в Лондоне,
и глядит так обольщающе,
так мне много обещающе...
Но, ее не слыша лепета,
я стою такой бестрепетный
и сжимаю хваткой львиною
восемь пенсов с половиною.
Я налево, я направо -
и она туда ж, отрава.
А в ногах - как будто вата,
все напрасно - я горю!
А она мне шепчет страстно:
"Ах, какой вы строгий, право!
Вы, наверно, консерватор?"
"Нет, я русский", - говорю.
Она грудь в меня направила -
а у меня другие правила.
Уж она от страсти корчится -
а мне совсем ее не хочется.
От нее несет немыслимо
чем-то вроде "Диориссимо",
но меня тошнит от запаха
загнивающего Запада.
Озарен моральным светом,
опасаясь жуткой драмы,
объяснил я ей по-русски
в этот вечер роковой,
что на белом свете этом
окромя жены и мамы
и общественной нагрузки
мне не надо никого.
Вся горячая и юная,
как вослед она мне плюнула!
Что-то крикнула, родимая,
страшно непереводимое.
Но, на дурь ее не сетуя,
я пошел из Сохо этого,
той девицею не понятый,
но с головою гордо поднятой!
P.S.
Об ее припомнив теле,
я слюну украдкой вытер:
от таких - скажи на милость! -
как себя я огражу?
Я весь день провел в отеле,
я один боялся выйти,
а уж что мне ночью снилось -
никому не расскажу.
Одиночество
Пора замаливать грехи...
С душой в ладу, себе угоден,
живу один, пишу стихи,
до непристойности свободен.
Свершая свой удел земной,
лишь мне присущий чту порядок,
и одиночество со мной,
как верный пес, шагает рядом.
В какой ни выряди наряд,
среди житейского лукавства
оно - пока еще не яд,
оно - пока еще лекарство.
Его приму на склоне дня,
покамест близкие далече,
и одиночество меня
еще не мучает, а лечит.
Но за горами ли пора,
где ты у старости в фаворе
и бег проворного пера
уже совсем не так проворен.
Там надвигается гроза,
там смерть такие шутит шутки,
там одиночества глаза
фосфоресцируют так жутко...
О чем я, Господи, о чем?!
Ничем пока не омраченный,
ведь я еще не так учен,
как тот заморский кот ученый.
Ему что бред, что явь, что сон!
Уже не счесть, какое лето
он одинок. И только он
ответить может - плохо ль это?
Пора замаливать грехи...
Верь.
Верь!
Если счастье ушло и захлопнулась дверь -
верь!
Верь в голубую страну на лазурной гряде,
где...
Где
ни бессониц, ни бед, ни вралей, ни зануд,
где,
что ни женщина - ту только Верой зовут,
где
плещут рыбы в воде,
где
настежь каждая дверь.
Верь!
Только верь!
...нет, не верь.
Нет,
нет не верь никогда в этот радужный бред,
нет.
Верь,
даже если беда скалит зубы как зверь,
верь.
Верь
в плечи друга: они - и оплот, и стена.
Верь
в губы женщины той, что на свете одна.
Верь
в неба вечную синь.
Верь
в то, что вырастет сын.
Верь.
Только верь.
Только верь.
Сколько ни было б слез, и разлук, и потерь,
верь:
ты -
голубой фитилек посреди темноты!
Ты
верь!
И пока тот огонь не угас, не остыл,
Верь
в легкость сложных задач, в силу истин простых -
тех, что летят за тобой.
Их называет любой -
Вера,
Надежда,
Любовь.