|
Поэт-диссидент, бард, бывший популярным в 70-х годах прошлого века. Ярый антисоветчик.
"...Два вола, наряженные в арбу, медленно подымались на крутой холм. Несколько грузин сопровождали арбу.
- Откуда вы? - спросил я их.
- Из Тегерана".
- Что везете?
- Грибоеда".
А. Пушкин "Путешествие в Эрзерум"
Опять над Москвою пожары,
И грязная наледь в крови,
И это уже не татары,
Похуже Мамая - свои!
В предчувствии гибели низкой
Октябрь разыгрался с утра,
Цепочкой, по Малой Никитской
Прорваться хотят юнкера,
Не надо, оставьте, отставить!
Мы загодя знаем итог!
А снегу придется растаять
И с кровью уплыть в водосток.
Но катится снова и снова
- Ура! - сквозь глухую пальбу.
И челка московского сноба
Под выстрелы пляшет на лбу!
Из окон, ворот, подворотен
Глядит, притаясь, дребедень,
А суть мы потом наворотим
И тень наведем на плетень!
И станет далекое близким,
И кровь претворится водой,
Когда по Ямским и Грузинским
Покой обернется бедой!
И станет преступное дерзким,
И будет обидно, хоть плачь,
Когда протрусит Камергерским
В испарине страха лихач!
Свернет на Тверскую к Страстному,
Трясясь, матерясь и дрожа,
И это положат, положат в основу
Рассказа о днях мятежа.
А ты до беспамятства рада,
У Иверской купишь цветы,
Сидельцев Охотного ряда
Поздравишь с победою ты.
Ты скажешь - пахнуло озоном,
Трудящимся дали права!
И город малиновым звоном
Ответит на эти слова.
О, Боже мой, Боже мой, Боже!
Кто выдумал эту игру!
И снова погода, похоже,
Испортиться хочет к утру.
Предвестьем Всевышнего гнева,
Посыпется с неба крупа,
У церкви Бориса и Глеба
Сойдется в молчаньи толпа.
И тут ты заплачешь. И даже
Пригнешься от боли тупой.
А кто-то, нахальный и ражий,
Взмахнет картузом над толпой!
Нахальный, воинственный, ражий
Пойдет баламутить народ!..
Повозки с кровавой поклажей
Скрипят у Никитских ворот...
Так вот она, ваша победа!
"Заря долгожданного дня!"
"Кого там везут?" -
"Грибоеда".
Кого отпевают? -
Меня!
* * *
Ах, как трудно улетают люди,
Вот идут по трапу на ветру,
Вспоминая ангельские лютни
И тому подобную муру!
Улетают, как уходят в нети,
Исчезают угольком в золе,
До чего все трудно людям в небе,
До чего все мило на земле!
И такой, на землю не похожий
Синий мир за взлетной крутизной...
Пахнет небо хлоркою и кожей,
А не теплой горестью земной!
И вино в пластмассовой посуде
Не сулит ни хмеля, ни чудес,
Улетают, улетают люди
В злую даль за тридевять небес!
Люди спят, измученные смутой,
Снятся людям их земные сны
Перед тою роковой минутой
Вечной и последней тишины!
А потом, отдав себя крушенью,
Камнем вниз, не слушаясь руля!
И земля ломает людям шею,
Их благословенная земля.
* * *
Я считал слонов и в нечет и в чет,
И все-таки я не уснул,
И тут явился ко мне мой черт,
И уселся верхом на стул.
И сказал мой черт: "Ну, как, старина,
Ну, как же мы порешим?
Подпишем союз, и айда в стремена,
И еще чуток погрешим!
И ты можешь лгать, и можешь блудить,
И друзей предавать гуртом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
Но зато ты узнаешь, как сладок грех
Этой горькой порой седин.
И что счастье не в том, что один за всех,
А в том, что все - как один!
И ты поймешь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь - да!
И вместе со всеми - нет!
И ты будешь волков на земле плодить,
И учить их вилять хвостом!
А то, что придется потом платить,
Так ведь это ж, пойми, - потом!
И что душа? - Прошлогодний снег!
А глядишь - пронесет и так!
В наш атомный век, в наш каменный век,
На совесть цена пятак!
И кому оно нужно, это "добро",
Если всем дорога - в золу...
Так давай же, бери, старина, перо!
И вот здесь распишись, "в углу".
Тут черт потрогал мизинцем бровь...
И придвинул ко мне флакон.
И я спросил его: "Это кровь?"
"Чернила", - ответил он...
* * *
Когда собьет меня машина,
Сержант напишет протокол,
И представительный мужчина
Тот протокол положит в стол.
Другой мужчина - ниже чином,
Взяв у начальства протокол,
Прочтет его в молчаньи чинном...
Прочтет его в молчаньи чинном
И пододвинет дырокол!
И продырявив лист по краю,
Он скажет: "счастья в мире нет -
Покойник пел, а я играю...
Могли б составить с ним дуэт!"
* * *
У лошади была грудная жаба,
Но лошадь, как известно, не овца!
И лошадь на парады выезжала,
И маршалу про жабу ни словца.
А маршал, бедный: мучился от рака,
Но тоже на парады выезжал,
Он мучился от рака, но, однако,
Он лошади об этом не сказал.
Нам этот факт Великая Эпоха
Воспеть велела в песнях и в стихах,
Хоть лошадь та давным-давно издохла,
А маршала сгноили в Соловках.
_________________ 
|
