|
Бабушкины рассказы
(из истории рода)
В детстве я очень любила слушать рассказы своей бабушки Марфуши и частенько просила поведать что-нибудь про дела давно минувших дней. А бабушке было что рассказать. Вот только она не слишком часто соглашалась на это. Но, благодаря ей, почти всё, что я знаю о своих предках, я знаю с её слов.
Бабушкины рассказы о прошлом меня всегда завораживали. Это были и смешные, и трагические истории. Например, о том, как пришлось вычерпать целый колодец, чтобы достать связку ключей, которую туда уронила маленькая Марфуша. О том, как за любым товаром, который нельзя было сделать самим, будь то материал на платье, стекло или книги, приходилось ездить в город Ливны к купцу Ивану Гавриловичу за сорок верст на лошади. Про то, как бабушка со всей своей семьей шла из захваченного немцами Донбасса к себе на Орловщину, и как умер ее единственный сын Ваня. Иногда бабушка, верующий человек, рассказывала кое-что о Христе и Богородице. У нее была большая икона Божьей матери – Троеручица. Я помню, спросила у бабушки, почему у Богородицы три руки. Она мне рассказала, что когда Мария с младенцем Иисусом спасалась от Ирода, ей пришлось переплывать реку, и Бог, по ее молитвам, даровал ей на время еще одну руку, чтобы она могла и плыть, и держать младенца. Только недавно я узнала о происхождении иконы «Троеручица» и оно было совсем не таким, как рассказывала бабушка. На мой взгляд, это яркий пример того, как крестьяне, у которых не хватало знаний, сами объясняли себе непонятные им вещи.
Хотя, судя по рассказам бабушки, ее семья, ее род были не только глубоко верующими, но и достаточно образованными, несмотря на то, что это был исконный крестьянский род. Все мои предки, по-крайней мере, о которых мне известно, происходят из крестьян Орловской губернии. Сейчас проследить свои корни вглубь 19 века, видимо, все-таки уже невозможно. В генеалогии крестьянские роды считаются самыми непрослеживаемыми. Поэтому я решила хотя бы записать то, что уже знаю и еще помню о своих предках со слов бабушки.
Моя бабушка, Ревякина Марфа Кузьминична (в девичестве Дорофеева) родилась 4 июня 1907 года (по паспорту, а на самом деле с ее слов – в январе) в селе Вышнее-Ольшаное. Сейчас это Должанский район Орловской области. А раньше это село было приписано одно время к Ливенскому уезду Орловской губернии, одно время его относили к Курской губернии. Была самой младшей в семье из девяти детей. В селе Вышнее-Ольшаное добрых три четверти населения носили и носят фамилию Дорофеевых.
Бабушкин отец – Дорофеев Кузьма Евсеевич – умер, когда Марфуше было 7 лет. Но она помнила, как умирал отец. Он за три дня предсказал свою смерть, сам подготовился – искупался - и затем лег и умер «под святыми», т.е. под иконами. Бабушка сама отличалась большой набожностью и говорила, что это у нас в роду.
Ее дедушка, мамин отец, а мой прапрадед, 2 раза ходил пешком в Иерусалим. Правда, после второго паломничества его здоровье было подорвано, и он вскоре умер. Звали его Федор Андреевич, фамилию не знаю. Не исключено, что тоже Дорофеев.
Его отец – Андрей, прожил 120 лет. До ста лет он передвигался самостоятельно, а потом только с чужой помощью. Летом его выводили и сажали в скирд сена, и туда же ему относили еду, а на ночь опять уводили в дом.
Жену Федора Андреевича звали, по всей вероятности Катериной. Бабушка с трудом вспомнила её имя. Умерла она от разрыва сердца, приняв в вечерних сумерках свежеободранную, белеющую в темноте ракиту – «оскоринку» - за убитого мужа. Умерла, прожив после этого всего 2 недели.
Бабушкиной маме – Ефросинье – было тогда всего 12 лет, и в таком юном возрасте на ее плечи легла забота о младших братишках и сестренках. Выдали Фросю замуж в 16 лет за соседского парня Кузьму. Она кричала: «Не пойду за Кузьку!». На что Федор Андреевич отвечал: «Не пойдешь, а я выдам». Хотя потом оказалось, что парень, каких поискать.
Первым сыном был Ефим. Родился в 1991 году. Женился он на Устинье. Уезжали на Донбасс, потом вернулись. Там у них родился Василий (пасечник), следующим был Пантелеимон (Пантюшка), потом Настя (Рыбакова Анастасия Ефимовна жила в Молдавии в г.Бендеры). Я очень смутно помню из своего детства, как мы с мамой ходили к деду Васе на пасеку за медом. Он был двоюродным маминым братом, но был старше ее на 16 лет. Ровно настолько, насколько его отец был старше моей бабушки. И это еще не самый большой разрыв в возрасте, который часто бывал в больших крестьянских семьях. Еще 2 сына у Ефима с Устиньей умерли. Бабушка вспоминала, что когда умер один из сыновей Ефима, то мать сказала: «Устюш, сними крест с Павлушки и одень на Марфушку, - может умрет». Дело в том, что бабушка была девятой по счету, а прокормить такую ораву было очень трудным делом. Тем более, что дети часто умирали и к этому привыкли.
Следующим ребенком у Фроси была Гриппочка (Агриппена), прожившая всего 2 недели.
Андриан был третьим. Бабушка часто и много рассказывала о нем, называя его Андриян. Он был действительно необыкновенным человеком. Когда ему было три года, он простыл, но произошло это во время жатвы, и матери некогда было заниматься больным ребенком. Андриян выжил, но стал горбатым. Несчастия преследовали его. Однажды, когда он поехал в ночное, лошадь понесла. Андриян, упав с лошади, повредил ногу. Но и это было еще не все. Потерял он еще и глаз. Какая-то бабка, видимо, желая ему помочь – вынуть из глаза соринку, выколола его иголкой. Когда Андриян пошел в школу, отношения с другими детьми не сложились. Они смеялись над его убогостью и он перестал туда ходить. Учил его грамоте старший брат Ефим. И как это часто бывает, его внешнее увечье компенсировалось очень живым и цепким умом. Скоро он уже читал и любил это делать. Благодаря образованным верующим родителям, в доме было много религиозных книг, и их чтение было любимым занятием Андрияна. Бабушка рассказывала, что она как-то решила взять их посмотреть. Андриян, увидев, сказал, что ей еще рано и принес ей откуда-то интересные книжки с картинками. Дома он насажал большой сад, а работать устроился на паровую мельницу в с.Студеное. Хозяин во всем полагался на него, доверял, оставлял ключи.
Несчастия не ожесточили его, наоборот, вера его в Бога была особенно горячей. И, может быть, поэтому ему была дана судьба, полная страданий и лишений. Бабушка говорила, что его ставили у стенки и грозили расстрелять, и требовали, чтобы он отрекся от Бога. Таких людей православная Церковь называет исповедниками. Сейчас у меня нет оснований не верить бабушке, хотя тогда я ей не верила. Слишком мало тогда я знала о событиях, происходящих в 30-х годах в нашей стране, и слишком сильной была вера в то, о чем нам вещали с экранов телевизоров. Это был конец 70-х, начало 80-х. Меня воспитывали в духе того, что я живу в самой свободной и справедливой стране. Я знала, что религия не поощрялась, но и не запрещалась, поэтому я не знала, как относиться к словам бабушки. Она очень хотела выяснить, где похоронен ее брат, потому что в родное село он так и не вернулся. Я пообещала, когда вырасту, узнать это. Я помнила это обещание много лет и только совсем недавно предприняла попытку найти хотя бы какие-то следы. И хотя я до сих пор не знаю ничего о том, как умер дед Андриян, я кое-что узнала о нем из, что называется, «официальных источников».
В тридцатом году он был арестован. Когда я узнала по какой статье был осужден мой дед, оказалось, что бабушка была права, говоря, что его осудили только за веру в Бога. Я приведу дословно ответ на запрос из Управления ФСБ по Орловской области:
«На Ваше заявление сообщаем, что Дорофеев Андриан Кузьмич, 1884 года рождения (по моим данным 1893-94 года – Е.В.), уроженец с.Вышнее Ольшаное Должанского района Орловской области, 25 ноября 1930 года вместе с группой крестьян был арестован органами ОГПУ. Обвинялись они в том, что «являясь религиозными фанатиками, организовали между собой секту под названием «Православные христиане», в состав которой входили граждане разных сел Должанского района. Проводили свои нелегальные собрания, на которых обсуждали вопросы срыва мероприятий и неподчинения советским организациям, занимались антисоветской одиночной агитацией. Произвели поджог строения бедняка».
10 февраля 1931 года Дорофеев Андриан Кузьмич тройкой при ОГПУ по Центрально-Черноземной области приговорен к 10 годам концлагеря по ст.58 п.п.8,10,11 УК РСФСР. Освобожден досрочно.
26 мая 1989 года Дорофеев А.К. реабилитирован прокуратурой Орловской области по Указу ПВС СССР от 16 января 1989 года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начале 50-х годов».
14 марта 1936 года Дорофеев А.К. вновь был арестован НКВД якобы за организацию контрреволюционной сектантской группы. 26 мая того же года Курским областным судом осужден по ст.58 п.п.10,11 УК РСФСР на 10 лет лишения свободы. Сведений о его дальнейшей судьбе в деле не имеется. С этим вопросом рекомендуем обратиться по адресу: 117418, г.Москва, ул.Новочеремушкинская,67, Главный Информационный Центр МВД РФ.
15 апреля 1992 года Дорофеев Андриан Кузьмич реабилитирован прокуратурой Орловской области по Закону РФ от 18 октября 1991г. «О реабилитации жертв политических репрессий».
Каких-либо документов и фотографий в архивных уголовных делах не имеется, так как при аресте они не изымались.
Начальник подразделения УФСБ РФ по Орловской области Ю.А.Козырев».
Был сделан запрос и в Москву по рекомендованному адресу, но оттуда ответили, что никакими сведениями не располагают.
Вот такие скупые официальные строчки, полностью сокрывшие за собой судьбу, как мне думается, необычного человека – моего двоюродного деда. Необычный человек с обычной трагической судьбой того времени: арест и ссылка или расстрел. Больше никакой документальной информации не было, и я вновь вспоминаю рассказы бабушки.
По ее словам, во время первого ареста деда хотели расстрелять. Поставили у стенки и сказали, если отречешься от Бога, сохраним жизнь. Дед отказался. Его не расстреляли, пожалели его увечья. Остальные, арестованные вместе с ним 12 человек с окрестных сел – Студеного, Баранчика, Ольшаного – были расстреляны. Он вернулся из Орла в родную деревню, жил в вырытой им землянке, практически ни с кем не общаясь. Но вскоре вновь приехали 3 милиционера и забрали его. Сначала его отправили в сельсовет и бабушка пошла проведать его. Она сказала ему: «Братка, я тебе блинов принесла», на что он ответил: «Ничего я не хочу». В Ливнах его приговорили к расстрелу, но потом смертную казнь заменили 13-летним тюремным заключением или высылкой. Но это записано со слов бабушки, а официальные источники, как мы видели, говорят о 10 годах исправительных работ. Хотя о каких работах может идти речь по отношению к хромому, горбатому и слепому на один глаз человеку?!
Из Орла он прислал единственное письмо: «Здравствуйте, дорогие братья и сестры! И прощайте!». С тех пор о нем не было никаких известий. И только после войны пришел запрос на сельсовет: «Кто такой Дорофеев Андриан Кузьмич и за что сидит?». Но домой он так и не вернулся. О его судьбе нам, к сожалению, остается только гадать. Есть надежда, что вдруг кто-то, читающий эти строки, слышал что-то об этом человеке от своих родственников или еще от кого-либо и может что-то сообщить нам, его потомкам. Например, бабушка говорила, что вместе с дедом арестовывалась женщина из Баранчика того же Должанского района – Аниса, но она уже умерла. Конечно, шансы узнать что-то, ничтожно малы, ведь прошло уже 70 лет после тех событий. Но мы пока еще помним…
Третьим сыном Кузьмы и Ефросиньи и третьим старшим братом моей бабушки был Мирон Кузьмич. О нем я знаю, что во время 1-й Мировой войны он попал в плен к немцам и пробыл там довольно долго. Когда вернулся в село, он мог хорошо говорить по-немецки. Рассказывал, что однажды ему другие пленные дали попробовать мяса. Он удивился, откуда оно могло взяться, но мясо съел и похвалил - оно оказалось вкусным. После этого ему сказали, что это были лягушки. Деда стошнило. Я видела его на фотографии – уже седой, с бородой, но такой большой и плечистый. Мама говорила, что он мог разгибать подковы. Умер он в 1969 году. Я смутно помню, как мама вместе со мной ходила к тете Наташе, так она ее называла – жене дяди Мирона. А для меня она была уже совсем старой бабушкой. Я помню полутемный дом, и, кажется, бабушка Наташа нас угощала медом и яблоками. У Мирона с Натальей было четверо детей: Михаил, Николай, Раиса и Клавдия.
Следующий, четвертый брат бабушки (по ее подсчетам, но я думаю, что он был шестым) – Феоктист. В семье его кратко называли Фетисом. Родился в 1899-1901гг. Точная дата неизвестна. Жил на Дальнем Востоке – занесло его туда видно каким-то попутным ветром. Был женат, и дети у него были. Бабушка о нем почти ничего не рассказывала, и у меня создалось впечатление, что она его недолюбливала. Теперь я понимаю почему. В 1969 году, будучи больным, приехал проститься с родными местами, а может, хотел и остаться умереть. Но никто из родственников не захотел взять на себя такую обузу, в том числе и бабушка, хотя жила одна и была еще в силах. И он уехал. Потом дошли до нас слухи, что в Москве его сняли с поезда и ампутировали ноги. О его дальнейшей судьбе я ничего не знаю.
Пятый брат – Аксён и шестой (я думаю, что он был седьмым по счету ребенком) – Фома. Аксён был старше. Когда началась война (теперь неясно какая – то ли 1-я мировая, то ли Гражданская, хотя бабушка говорила, что Гражданская), их обоих забрали. И, кажется, воевали они на стороне красных. Аксён вернулся один. Он рассказывал, что они отступали, а Фому ранили. Отступление было стремительным и не было времени что-то сделать. Его оставили на поле боя. Было ему тогда всего 17 или 18 лет. Их матери Фросе приснился сон. Будто отдала она кому-то две рубахи: одну уже полинялую, а другую новую. А вернули ей только старую. Она ходила к какому-то деду, который после того как умер, как все думали, вдруг ожил. Видимо это был летаргический сон. Его просто не успели похоронить. Люди шли к нему и спрашивали, видел ли он на том свете их мужей или сыновей, о которых они ничего не знали. Моей прабабке он дал какой-то уклончивый ответ. Так Ефросинья и не поняла, жив ли ее Фома, или нет. Он так и сгинул в огне Гражданской войны. Бабушка говорила, что Фома (она называла его Хомка) катал её на плечах, и она запомнила его весёлым и красивым, хотя ей было тогда 10 лет. Может, я еще и потому думаю, что Фома был седьмым в семье, потому что вспоминается строчка из русской народной песни: «А тот сёмый, красивый, весёлый…». Про Аксена, единственного изо всех бабушкиных братьев, я ничего не знаю.
Потом у бабушки родилась сестра Александра. Она была слабоумной и умерла совсем молодой.
Потом сестра Ефимия. Она была замужем за Дорофеевым Евлампием (ей не пришлось менять фамилию, потому что в селе почти все были Дорофеевы) и родила четырех дочерей – Марию, Зинаиду, Анастасию и Нину. Все их называли Ивлашковы (по имени их отца Евлампия – уменьшительное Евлашка). Т.Зина была моей крестной матерью. Эти четыре женщины никогда не выходили замуж, были глубоко верующими. Насколько я понимаю, они сознательно посвятили себя Богу. Младшая Нина, может и хотела для себя другой судьбы, но старшие сестры не оставили ей выбора. Работала из них лишь т.Настя на железнодорожной станции в городе Ливны. После того как вышла на пенсию, она жила вместе с сестрами. Из детства я помню маленьких худеньких старушек, очень похожих друг на друга. Я никак не могла запомнить, кто из них кто и путала их. Последний раз я видела Ивлашковых, когда мы вместе с мамой и моей старшей сестрой Лилей заезжали к ним на Красную горку лет семь назад. Это приблизительно 1998 год был. Тогда были живы уже только тетя Настя и теть Нина. В то время я занималась восточными внутренними практиками, воспитывала внутреннюю силу и меня мало что могло вывести из моего ровного душевного состояния, как теперь хочется сказать – состояния равнодушия. Так вот, когда я зашла к ним в хату (это именно хата, а не дом), я увидела вроде бы то, что и должно быть в деревне. Небольшая чистая комната, русская печка, много икон, на столе большой красивый кулич с крашеными яйцами, лавки, стульев, кажется, не было. Мы присели на сундук и я смотрела на этих старушек, слушала их, и вдруг что-то со мной произошло. Из глаз полились слезы, горло сдавило. Я изо всех сил крепилась, чтобы не заголосить в голос, глотала слезы и вытирала их украдкой. До сих пор мне трудно сказать, что со мной было, но думается, что это от необычного чувства легкости и света, почти прозрачности, которым были пронизаны эти старушки. Сейчас осталась жива одна Нина. (В этом году нам снова удалось на Красную горку по дороге с кладбища заехать к т.Нине. Она стала почти совсем глухой, но все такая же разговорчивая и улыбчивая).
Вот и все, что я записала и помню о большой семье моей бабушки – Марфы Кузьминичны, самой младшей из девяти детей. У самой бабушки было пятеро. Старший сын Иван умер в 17 лет, простудившись во время работы в колхозе, когда приходилось спать под трактором на голой земле. Почти в одно время с ним умер и ее муж, мой дед, Гавриил Евсеевич, вернувшийся с войны раненым и так и не сумевшим оправиться от ран. Бабушка осталась одна с четырьмя дочерьми, самой младшей из которых – моей маме - было тогда всего полгода. Но, Бог дал, все выросли. И у каждой родилось по трое детей.
И в семье моего отца было восемь детей. У меня огромное количество двоюродных и троюродных братьев и сестер самых разных возрастов в разных концах страны. Только вот почему-то не общаемся мы друг с другом. Изменился мир и изменились люди. Кровные родственники оказываются далеко и уже не так важны, как сосед, живущий рядом. Это последние километры долгого пути, начавшегося даже не сто лет назад, а гораздо раньше. Разрушение общины, рост городов. Я поймала себя на мысли, что волею судеб я оказалась посреди двух, совершенно различных эпох: между современностью с ее электроникой и Интернетом и эпохой моих дедушек и бабушек и частично родителей, принадлежащих тому последнему поколению сельских жителей, которое еще помнит другую Россию, другой уклад жизни – земляной пол, соломенная крыша и отсутствие электричества. Где, несмотря на то, что жили в тяжелых послевоенных условиях, впроголодь, вся деревня была как одна семья. И если кто переезжал в город, то там находили, помогали и поддерживали друг друга. Как иллюстрацию приведу случай, недавно произошедший со мной. Сама я уже давно не живу в своем родном селе, хотя оно до сих пор меня не отпускает. Я уже не живу и своем областном центре, где училась в институте. Я живу в Москве. Но вот недавно, случайно встретила в городе Орле, куда приехала буквально на день, соседку бабушку Аню из своего села. Увидела внутри церковной ограды, проезжая мимо на трамвае. Я выбежала из трамвая, подошла к ней. Баба Аня узнала меня, хотя взгляд был уже старческий. Стала расспрашивать про знакомых. И как само собой разумеющееся, она стала спрашивать про всех наших односельчан, сейчас живущих в Москве. Она была уверена, что я общаюсь со всеми или хотя бы всех знаю. А я знаю, но не всех, а если и виделась за семь лет с кем-то, то разок, и то случайно. Ритм жизни большого города не оставляет нам выбора. Но остается чувство легкой ностальгии по прошлому, в котором было что-то от светлой детской наивности и чистоты.
Вот так, из нашего сегодня мне видится наше вчера.
|
. Если есть возможность, напишите мне. С уважением, Наталья Дорофеева